Оглавление

ТВОРЧЕСКИЙ ПУТЬ И. И. МЕЧНИКОВА И «ЭТЮДЫ О ПРИРОДЕ ЧЕЛОВЕКА»

1

В многогранном научном наследии Ильи Ильича Мечникова «Этюды о природе человека» (1903) вместе с «Этюдами оптимизма» (1907) занимают особое место. Они выходят за пределы собственно биологических и медицинских проблем, которым в основном посвящена предыдущая творческая деятельность великого биолога.

С литературным блеском, выдающейся эрудицией и научным проникновением освещены в «Этюдах» животрепещущие вопросы биологической организации человека, вопросы дисгармонии в его формировании и жизнедеятельности, раскрыт драматизм преждевременной старости и смерти.

В предисловии к французскому изданию книги Мечников указывает, что «Этюды о природе человека» рассчитаны на специалистов-биологов. Книга действительно опирается на гигантский фундамент фактов, в том числе экспериментальных, из разных областей биологии и медицины и на их сравнительный анализ. Автор обсуждает многочисленные теории и гипотезы, привлекает материалы из истории, философии, этнографии, художественной литературы, мифологии и религии; он подробно останавливается на интимных сторонах организации человека, его анатомии, физиологии, половых дисгармониях.

Вопросы, поставленные в книге, — вопросы жизни и смерти (в буквальном и переносном смысле слова), — не могут оставить равнодушным любого мыслящего человека — не специалиста.

Красной нитью через всю книгу проходит естественно-исторический материализм автора, его глубокий анализ природы с позиций исторического метода в биологии. Эти исходные позиции Мечникова помогают ему наносить сокрушительные удары по мистицизму и религии с их чудовищно антинаучными по-

246


строениями, то выраженными самоубийственно откровенно, то завуалированными в наукообразные одежды философского идеализма.

Естественно-исторический материализм — именно тот устой, писал В. И. Ленин, о который «...разбиваются все усилия и потуги тысячи и одной школки философского идеализма, позитивизма, реализма, эмпириокритицизма и прочего конфузионизма»1.

Это положение Ленина находит убедительное подтверждение в обсуждаемой работе Мечникова.

Естественно-исторический материализм, в частности исторический метод в биологии, помогает ученому раскрыть с эволюционных позиций сущность биологических дисгармоний. Несовершенства морфофизиологической организации человека нельзя рассматривать вне связи с историческим развитием видов — филогенезом. Таков основной тезис Мечникова. Естественно-исторический материализм помогает Мечникову раскрыть также убожество и никчемность представлений всевозможных мистических и метафизических «школок» о природе и жизни.

Объективно разобраться в трудных вопросах и противоречиях биологического развития, не впадая в пессимизм, искать пути к преодолению дисгармоний с позиций науки и жизнеутверждающего оптимизма — таковы задачи, поставленные перед собой автором «Этюдов».

Не случаен в этом отношении подзаголовок книги в первом французском издании: «Опыт оптимистической философии». Книга, особенно в последней части, написана именно с позиций научного оптимизма, глубочайшей веры в могущество науки, способной бороться с дисгармониями природы и преодолевать их. В этом ее огромная сила и прогрессивность.

Проблемы, поставленные автором, являются во многих случаях не только биологическими, но и социальными. Некоторые же из них, например, дисгармонии «семейного и социального инстинктов» (по терминологии Мечникова), несомненно, социально обусловлены.

Естественно, что как бы ни был гениален автор, попытки решать смежные медико-биологические и социальные проблемы, опираясь исключительно на биологические закономерности и обходя социальные закономерности, неминуемо приводят его к неразрешимым трудностям.

Мировая известность ученого, значимость поставленных вопросов, глубина, острота, а иногда и ошибочность в решении некоторых из них. привлекли внимание широких кругов читателей — биологов, медиков, философов, социологов, да и всех

1 В.И. Ленин. Материализм и эмпириокритицизм. М., Госполитиздат, 1939, стр. 316.

247


мыслящих людей. Выражением интереса к книге явилось четыре издания, вышедшие при жизни автора на русском языке, издания на французском и других языках, посмертные издания «Этюдов», а также оживленная полемика в научной и периодической печати1.

Предисловия Мечникова к каждому новому изданию показывают, какую волну вопросов, замечаний, возражений подняла книга, какую огромную дополнительную работу, в том числе непосредственно исследовательскую, проделывал автор перед новыми публикациями «Этюдов о природе человека». Больше того, «Этюды оптимизма» явились непосредственным продолжением обсуждаемой книги. В них Мечников дал дополнительные ответы оппонентам на основе анализа сделанных ему возражений и осуществил дальнейшую разработку проблемы.

Что же заставило ученого с мировой славой оторваться от его плодотворной экспериментальной работы, призванной решать коренные проблемы биологии и медицины, и засесть за работу над книгой, требовавшей ухода и в философию, и в историю, и в этнографию, и, что самое главное, связанную с решением смежных медико-биологических и социальных проблем? Ответ на этот вопрос мы находим в «Предисловии» Мечникова к первому изданию «Этюдов о природе человека»:

«Стремление выработать сколько-нибудь общее и цельное воззрение на человеческое существование...» — такова та настоятельная задача, во имя которой он погрузился в работу над книгой. Стремление это возникло у Мечникова еще в юношеские годы и неотступно сопровождало на всех этапах его научного творчества. В известной степени оно даже определяло его научную целеустремленность.

«Этюдам о природе человека» предшествовало 40 лет научного творчества в специальных областях зоологии, сравнительной эмбриологии, микробиологии, иммунологии, патологии, общей биологии, дарвинизма, истории биологии. Буквально в каждой из этих областей науки великий натуралист сказал новое слово, а некоторые обогатил бессмертными открытиями, новыми направлениями, теориями, перспективными гипотезами.

Феноменальная целеустремленность научных интересов Мечникова настолько поразительна, его личная жизнь настолько подчинена интересам науки, что, прежде чем приступить к анализу «Этюдов о природе человека», необходимо хотя бы кратко ознакомиться с некоторыми этапами его творческой биографии.

1 Настоящее издание публикуется по тексту шестого русского издания (1923), соответствующего пятому изданию, исправленному и дополненному И. И. Мечниковым в 1915 г., но вышедшему в свет в 1917 г.

248


Илья Ильич Мечников родился в 1845 г. в дер. Калиновка бывшей Харьковской губернии и рос в небольшом поместье родителей — дер. Панасовка, вблизи г. Купянска. Он был пятым ребенком в семье1.

Отец его Илья Иванович Мечников — гвардейский офицер — служил в Петербурге2. За несколько лет до рождения сына семья переехала из-за материальных трудностей в Панасовку.

Любовь к природе появилась у Мечникова с детских лет.

Студент Харьковского университета Ходунов, приглашенный для преподавания к его старшему брату, был поражен необыкновенными способностями, любознательностью и любовью к природе восьмилетнего мальчика. Ходунов разрешил ему сопровождать брата в ботанических экскурсиях.

По словам биографа — Ольги Николаевны Мечниковой3, мальчик с настоящей страстью собирал растения, определял их и составлял гербарий. Вскоре (в противоположность брату) он отлично знал местную флору.

Воображая себя ученым, он писал «сочинения» по ботанике. Свои карманные деньги он отдавал другим детям и братьям, чтобы заставить их слушать свои «лекции».

Это был период, когда нарастал подъем общественного движения, надвигались 60-е годы. Революционные настроения дали себя знать и в учительской среде в харьковской гимназии. Появилась огромная тяга к знаниям, более острое критическое отношение к царской действительности, возникла атмосфера сближения всех прогрессивных сил. Изменилась и обстановка преподавания в средней школе.

Под руководством учителя русского языка Панферова, любимцем которого был Мечников, 12-летний ученик третьего

1 Из трех братьев Мечникова — Лев Ильич (1838—1888) участвовал под руководством Гарибальди в сражениях за освобождение Италии, был тяжело ранен. Он был выдающимся ученым в области географии. Автор интересного исследования «Цивилизация и великие исторические реки», соавтор большого труда Реклю «Всеобщая география», чрезвычайно разносторонне образованный, он владел десятью иностранными языками, был профессором статистики и экономики в Швейцарии, близко стоял к Герцену и печатался в «Колоколе».

Два других брата Мечникова были судебными деятелями. Один из них — Иван Ильич был в дружественных отношениях с Л.Н. Толстым. Сюжет гениальной повести Толстого «Смерть Ивана Ильича» навеян его тяжелой преждевременной смертью.

2 Мать Мечникова — Эмилия Львовна, урожденная Невахович, оказала на формирование Мечникова большое и благотворное влияние. Она до конца своих лет переписывалась с сыном, была советчицей по многим вопросам его личной жизни. В молодости она была знакома с А.С. Пушкиным.

3 О.Н. Мечникова. Жизнь Ильи Ильича Мечникова. М., Госиздат,. 1926

249


класса харьковской гимназии знакомится с «Историей цивилизации Англии» Бокля, в которой автор ратовал за развитие положительных знаний, за изучение естествознания. Мечникова увлекли эти идеи.

Однажды на уроке «закона божьего» рассеянный гимназист зачитался какой-то книгой и не заметил «батюшку», который взял у него книгу из рук. Оказалось, что Мечников читал сочинение Радлькофера «О телах, содержащих кристаллы протеина». Велико же было изумление «законоучителя»!

Вскоре Мечников достал у студентов микроскоп и каждую свободную минуту посвящал изучению инфузорий.

Пользуясь знакомством с побывавшими за границей братьями своего гимназического товарища, Мечников стал читать запрещенные в России издания, в том числе «Колокол» Герцена, «Полярную звезду» и др.

Чтобы ознакомиться в подлинниках с произведениями Фейербаха, Бюхнера и Молешотта, Мечников изучает немецкий язык. Примерно в это же время он горячо оспаривает религиозные догматы и даже высказывается в защиту атеизма, за что «награждается» прозвищем «бога нет». Только благодаря учителю и товарищам, которые скрывали его атеистические высказывания, он не был исключен из гимназии.

В четвертом классе гимназии 13-летний мальчик с упоением изучает естественные науки — геологию и ботанику.

С каждым годом растут его интересы к естествознанию. В пятом классе он включается в работу научного кружка, знакомится с книгой зоолога Бронна, посвященной характеристике классификационного многообразия животного мира. Она вызывает у мальчика особый интерес к исследованию простейших (одноклеточных) животных — корненожек и инфузорий, как начальных форм животного мира.

Изучая под микроскопом инфузорий, наблюдая их размножение, юный ученый, еще не окончивший средней школы, направляет в ноябре 1862 г. в «Бюллетень Московского общества испытателей природы» сообщение. Однако вскоре он обнаружил, что им допущена ошибка — распад инфузорий он принял за размножение. Тогда он обратился в редакцию с просьбой принятую к публикации статью не печатать. Статья была все же в 1885 г. без ведома Мечникова опубликована в «Вестнике естественных наук».

При переходе в седьмой класс гимназии 16-летний юноша написал рецензию на руководство профессора Леваковского по геологии. Это было, по словам биографа, его первое печатное произведение.

Не дожидаясь окончания гимназии, он изучает под руководством профессора Харьковского университета Щелкова гистоло-

250


гию; вместе с товарищем переводит с французского языка интересующее его сочинение Грове «Единство физических сил».

Первое самостоятельное научное исследование Мечников опубликовал в Германии в 18-летнем возрасте, будучи студентом первого курса Харьковского университета (О стебельке сувойки. Мюллеровский архив, 1863).

Поразительная научная активность и целеустремленность Мечникова в сочетании с необычайной для юношеских лет эрудицией привлекла к нему всеобщее внимание.

Тимирязев, характеризуя развитие естествознания в России в эпоху 60-х годов XIX в., писал, что «в самом начале шестидесятых годов в Петербурге стали распространяться слухи о появившемся в Харькове Wunderkind'e, чуть не на гимназической скамье уже научившемся владеть микроскопом и даже печатающемся в иностранных журналах. Это был будущий — Илья Ильич Мечников»1.

Именно Мечников и Александр Ковалевский были теми двумя молодыми зоологами, имена которых, по характеристике Тимирязева, «стали достоянием европейской [науки] и в течение полувека продолжали и продолжают составлять гордость русской науки»2.

Формирование Мечникова как ученого действительно шло сказочно быстро. В 19 лет (за два года) он окончил с отличием Харьковский университет по естественному отделению физико-математического факультета. Это достигнуто путем перехода в вольнослушатели и досрочной сдачей экзаменов с выпускниками.

Добившись двухмесячной научной экскурсии в Германию, Мечников изучал морскую фауну на о-ве Гельголанд,

Под огромным влиянием «Происхождения видов» Дарвина он ищет в общности строения разных групп животного мира новых доказательств единства и взаимосвязи и пытается установить некоторые, ранее неизвестные промежуточные звенья у беспозвоночных животных.

В сентябре 1864 г. Илья Ильич успешно выступает на общегерманском съезде биологов и врачей в Гиссене с двумя научными сообщениями о своей работе.

Жизнь за границей впроголодь не уменьшает его энтузиазма. Наконец, по рекомендации знаменитого хирурга Пирогова, Мечникову была предоставлена государственная стипендия для ведения научно-исследовательской работы в западноевропейских лабораториях, в частности для работы у видного зоолога того времени Лейкарта.

1 К.А. Тимирязев. Соч., т. VIII. М., Сельхозгиз, 1939, стр. 162—163. Там же.

251


В 1865 г. 20-летний Мечников впервые знакомится на Неаполитанской биологической станции с 25-летним А. Ковалевским. Это знакомство перешло в плодотворное многолетнее сотрудничество и дружбу, которые обогатили русскую и мировую науку выдающимися открытиями в области зоологии, эмбриологии и дарвинизма и способствовали созданию эволюционной, сравнительной эмбриологии.

В 1867 г. — в 22 года Мечников — магистр зоологии, а в 1868 г., когда его товарищи только закончили университет, он уже доктор зоологии. Обе диссертации были защищены им в Петербургском университете.

В магистерской диссертации молодой ученый, опираясь на проведенные в Средиземном море наблюдения, прослеживает развитие головоногого моллюска Sepiolа. В докторской диссертации он тщательно исследует историю развития ракообразных из рода Nebalia. В обеих работах автор стремится с позиций учения о единстве природы проследить общие закономерности формирования зародышевых листков у разных типов беспозвоночных и доказать их сходство с развитием зародышевых листков позвоночных.

Уже после защиты магистерской диссертации, в 1867 г., Мечников вместе с Ковалевским за работы в области эмбриологии беспозвоночных удостоены премии имени классика русской и мировой эмбриологии, петербургского академика К. Бэра.

В том же году Мечников избран доцентом Новороссийского университета в Одессе, а через год доцентом Петербургского университета.

С педагогической работой молодой ученый умело сочетает напряженную научную работу.

В 1870 г. в 25-летнем возрасте он вторично получает премию» имени Бэра за выдающиеся исследования в области сравнительной эмбриологии.

В 1868 г. он вновь получает заграничную командировку в Неаполь и Мессину и плодотворно работает там совместно с А. Ковалевским по проблемам сравнительной эмбриологии и зоологии.

Еще в первую поездку в Италию (в 1865 г.) Мечников знакомится с Бакуниным и Сеченовым, жившими в то время в Сорренто. Пламенные речи Бакунина за чашкой кофе не оказали на 20-летнего Мечникова и его друга Ковалевского «ни малейшего влияния; но тронутые его откровенностью и радушием, — пишет Мечников, — мы расстались друзьями»1.

1 И. И. Мечников. Страницы воспоминаний. М., Изд-во АН СССР, 1946, стр. 48.

252


Иной след оставила встреча с Сеченовым. Он принял молодых людей очень просто. Разговор носил деловой, научный характер. Сеченов посвятил их в результаты его последней работы по физиологии нервных центров. «Мы вышли, — вспоминает Мечников, — совершенно очарованные новым знакомством, сразу признав в Сеченове „учителя"»1. Сеченов о первом знакомстве с молодыми учеными выразительно писал: «Помню, как теперь, из жизни в Сорренто апельсинный сад вокруг домика (villa Grehan), в котором мы жили, и его террасу, на которой в один прекрасный день появились два очень молодых человека знакомиться с нами. Это были — будущая гордость России Илья Ильич Мечников и Александр Онуфриевич Ковалевский»2.

В дальнейшем знакомство Мечникова с Сеченовым углубилось и превратилось в постоянную творческую дружбу, хотя их и разделял возраст — Мечников был моложе Сеченова на 16 лет.

Глубокое, незабываемое впечатление осталось у Мечникова от встреч с Герценом (в Женеве). В свою очередь Герцен в переписке с сыном лестно отозвался о Мечникове.

В последующие годы список выдающихся людей, с которыми общался Мечников, значительно вырос: Менделеев, Боткин, Миклухо-Маклай, Глеб Успенский, Лев Толстой, Поленов и многие другие.

Несмотря на блестящие научные успехи молодого ученого, работать в Петербурге ему было очень трудно. При кафедре не было оборудованной для научной работы лаборатории. Пришлось создать импровизированную лабораторию между двумя шкафами в помещении зоологического музея, где зимой было нестерпимо холодно.

После длительных мытарств Мечников устроил рабочее место для себя и учеников в своей крохотной квартирке.

Начались годы нужды, вызванные тяжелым туберкулезом жены. Мечников выбивался из сил, чтобы литературным трудом преодолеть тиски бедности.

Иван Михайлович Сеченов предложил его кандидатуру для замещения должности ординарного профессора по кафедре зоологии в Медико-хирургической академии. Но реакционная профессура забаллотировала его, не желая иметь в своих рядах столь выдающегося и свободолюбивого ученого.

1 И.М. Сеченов. Автобиографические записки. М., Изд-во АН СССР. 1945, стр. 126.

2 Там же, стр. 49.

253


В письме к Мечникову Сеченов писал: «...все еще не могу придти в себя от чувства негодования и омерзения, которое вызвала во мне вчерашняя процедура Вашего неизбрания»1.

Один из предводителей реакционной группы Академии Юнге цинично заявил, что по научным заслугам Мечникова он признает его не только достойным звания ординарного профессора, но даже звания академика, но, по его убеждению, академии не нужно зоолога — ординарного профессора, а потому он кладет ему черный шар. Этот шар был 13-м черным против 12 белых.

Сеченов был так потрясен «подлой комедией», что заплакал. «Хорошо еще, — писал он Мечникову,— что успел вовремя закрыть лицо, чтобы не доставить удовольствия окружающим меня лакеям... Простите же меня еще раз, что я позволил себе ошибиться, как ребенок, насчет моральных свойств большинства моих почтенных товарищей, во вместе с тем посмотрите, в какую помойную яму попали бы Вы, будучи избраны»2.

В знак протеста против забаллотирования Мечникова Сеченов, олицетворявший не только величие, но и совесть русской науки, ушел из Академии.

4 января 1870 г. Мечников был избран ординарным профессором Одесского университета и работал там до 1882 г. Несмотря на свою «аполитичность», он являлся представителем прогрессивных ученых в борьбе за независимость высшей школы и защитником студентов против посягательств на свободу их убеждений.

Один из учеников и сотрудников Мечникова, слушавший его лекции, микробиолог Бардах, впоследствии так охарактеризовал Мечникова как лектора и педагога:

«Великолепный лектор, излагающий самые сложные, запутанные вопросы науки с удивительной ясностью, — он славился своей чрезвычайной простотой, доступностью и главным образом своей любовью к учащейся молодежи...

Весь — движение, с характерным жестом правой руки, отставленной немного вбок; бурным потоком льется его страстная речь, освещаемая и демонстрациями, и рисунками; цветные мелки так и мелькают в руках — и вот на доске прекрасный наглядный рисунок по истории развития какого-нибудь червя или асцидии. Чрезвычайно картинное изложение. Блестящие неожиданные сравнения, выхваченные прямо из жизни, поражающие своей меткостью и образностью. Его слова захватывают и поднимают на, казалось, недосягаемые высоты научной мысли, зна-

1 Письмо Сеченова Мечникову от 16 ноября 1869 г. в кн.: «Борьба за науку в царской России». М., Соцэкгиз, 1931, стр. 53—55.

2 Там же.

254


комят с последним словом биологии, но слово это проходит через его острую глубокую критику»1.

Вскоре после избрания Мечникова в Одесский университет он убедил «Сеченова переехать работать в Одессу.

«Стараниями Мечникова», как говорил Сеченов, он был избран 19 августа 1870 г. ординарным профессором Новороссийского университета2.

Однако путь от избрания Советом университета знаменитого ученого до его утверждения министром был нелегким, так как Сеченов серьезно беспокоил высшее начальство своей «политической неблагонадежностью».

Напомним, что великий физиолог из-за своих «излишне» прогрессивных взглядов при баллотировке в академики Императорской Академии наук был забаллотирован в 1868 г.

Сначала задержку в утверждении Сеченова мотивировали финансовыми соображениями. Университету отказали в самой должности ординарного профессора. Поэтому Сеченов дал согласие поступить в университет не только на жалование экстраординарного профессора, но даже на жалование доцента, причем в любом звании. Единственным мотивом Сеченова было, по его словам, желание сохранить дорогую для него возможность служить делу развития русской молодежи. (Недаром Чернышевский избрал Сеченова в качестве прототипа своего героя Кирсанова в романе «Что делать?»).

Тогда замещавший министра просвещения Делянов оказал прямое давление на попечителя Одесского учебного округа. Он писал ему, что Сеченов имеет репутацию отъявленного материалиста и старается проводить материализм не только в науку, но и в саму жизнь. Попечителем в то время был медик Голубцов, ратовавший за Сеченова. Огромный научный авторитет ученого, его личное обаяние, поддержка Боткина и других друзей сделала свое дело — Сеченов был, наконец, утвержден в должности ординарного профессора.

В своих «Автобиографических записках» Сеченов так пишет о своем переселении в Одессу: «Всеми новыми товарищами я был принят очень радушно; но в это время единственно близкого мне И.И. Мечникова не было (разрядка наша. — А. И.) — он был в годовом отпуску...»3.

Вследствие тяжелой болезни жены Мечников после его избрания получил длительный отпуск и увез ее за границу для лечения. К работе он приступил в 1871 году.

1 «Врачебное дело, 1925, № 15—17, стр. 1195.

2 Официально Одесский университет назывался Новороссийским, так как Одесса со времен Екатерины II до 1917 г. входила в состав Новороссийского края.

3 И. М. Сеченов. Автобиографические записки, М., 1945, стр. 134.

255


В 1872 г., пишет Сеченов, «начал формироваться тот настоящий дружеский кружок, из-за которого я люблю Одессу и по сие время. Вернулся из-за границы И.И. Мечников. Приехал из Москвы на кафедру математической физики... Н.А. Умов»1. Душой кружка, по словам Сеченова, был Мечников.

«Из всех молодых людей, которых я знавал, — пишет Сеченов, — более увлекательного, чем молодой И.И., по подвижности ума, неистощимому остроумию и разностороннему образованию я не встречал в жизни. Насколько он был серьезен и продуктивен в науке — уже тогда он произвел в зоологии очень много и имел в ней большое имя, — настолько же жив, занимателен и разнообразен в дружеском обществе»2.

Особенно интересны штрихи, характеризующие образ Мечникова-человека, зарисованные таким тонким и авторитетным наблюдателем, как Сеченов.

«Одною из утех для кружка была его способность ловко подмечать комическую сторону в текущих событиях и смешные черты в характере лиц, с удивительным умением подражать их голосу, движениям и манере говорить.

Кто из нас, одесситов того времени, — пишет Сеченов, — может забыть, например, нарисованный им образ хромого астронома, как он в халате и в ночном колпаке глядит через открытое окно своей спальни на звездное небо, делая таким образом астрономические наблюдения; или ботаника с павлиньем голосом, выкрикивающего с одушевлением и гордостью длинный ряд иностранных названий растительных пигментов; или, наконец, пищание одного маленького забитого субинспектора, который при всяком новом знакомстве рекомендовал себя племянником генерал-фельдцейхмейстера австрийской службы. Все это Мечников делал без малейшей злобы, не будучи нисколько насмешником.

Да и сердце у него стояло в отношении близких на уровне его талантов — без всяких побочных средств, с одним профессорским жалованием, он отвез свою первую больную жену на Мадеру, думая спасти ее, а сам в это время отказывал себе во многом и не разу не проронил об этом ни слова. Был большой любитель музыки и умел напевать множество классических вещей; любил театр, но не любил ходить на трагедии, потому что неудержимо плакал»3.

Таковы лирические штрихи образа Мечникова, которого Сеченов, как ранее и Бакунин, за бесконечную отзывчивость, гуманизм и сердечность любовно называли «мамашей».

1 И.М. Сеченов. Автобиографические записки. М., 1945, стр. 135.

2 Там же.

3 Там же.

256


Но эта душевность в личной жизни тотчас исчезала, когда дело касалось защиты научных взглядов, борьбы за прогрессивную науку. Здесь Мечников превращался в неукротимого борца. На конгрессах и научных конференциях он буквально воевал за научную истину. Его выступлений с уверенностью и надеждой ждали единомышленники и ученики, с опасением и тревогой противники, а их у Мечникова было немало.

Бороться приходилось не только за научную истину.

Несмотря на то, что Мечников старался быть подальше от политики и часто повторял «наука — вот моя политика», законы общественной жизни были сильнее его желаний. Независимость убеждений, борьба против привлечения в университет профессоров не по научным заслугам, а по политической благонадежности, защита студенческих интересов против реакционного начальства — все это включало ученого в борьбу на стороне прогрессивных сил. Поэтому в реакционных кругах его, по словам О.Н. Мечниковой, считали «„красным" и чуть не агитатором». Однако Мечников продолжал упорно верить, что ученому можно и нужно совершенно отстраниться от политики.

Отдать себя служению науке, безгранично верить в нее — в этом Мечников видел смысл и содержание своей жизни. В соответствии с этим благородным «символом веры» ученый стремился превратить Одесский университет в крупный научный центр. Он привлек сюда, помимо Сеченова, таких выдающихся ученых, как А.О. Ковалевский, Заленский, Умов, Марковников и др. Однако даже такое, казалось бы «аполитичное», научно-педагогическое мероприятие оказалось насыщенным политикой.

Эпизоды с забаллотированием Мечникова в Медико-хирургическую академию, с привлечением в Одесский университет Сеченова, с избранием прогрессивного тогда экономиста Посникова — красноречиво доказывали, что невозможно превратить науку в некий «счастливый остров», изолированный от политических бурь, бушующих в общественной жизни страны.

Особенно горький, но наглядный урок преподнесла Мечникову жизнь в 1881—1882 гг.

В связи с событиями 1 марта 1881 г. (убийство Александра II народовольцами) волны реакции докатились и до Одесского университета.

В статье «Как и почему я поселился за границей» Мечников писал: «Последствия 1 марта 1881 г. чрезвычайно приострили все университетские отношения и политический характер последних выступил с особенной яркостью»1 (разрядка наша.—И. А.). Высшая власть, — продолжа-

1 И.И. Мечников. Страницы воспоминаний. М., Изд-во АН СССР, 1946, стр. 81.

257


ет «далекий от политики» Мечников, — видела во всем, «вопреки действительности, крамолу». Власть продолжала преследовать всех «без всякого разбора». Интересно замечание Мечникова, что положение профессоров, «стоящих вдали от политики, но не видящих никакой надобности в этих преследованиях, сделалось буквально невыносимым»1.

Посещение заседаний Совета, — пишет Мечников, — «сделалось настоящей пыткой... Кандидаты на кафедру, научный ценз которых был ниже всякой критики, делались профессорами и выставляли свое невежество с невероятным цинизмом»2.

За этим последовало непосредственное вмешательство в науку. Найдя в одной из диссертаций, одобренной факультетом, «социалистические тенденции», декан юридического факультета Патлаевский потребовал от Совета факультета, чтобы «подобные диссертации бывали систематически отклоняемы»3. Студенты и многие профессора «усмотрели в поступке декана прием с целью выставить профессора, одобрившего диссертацию, неблагонамеренным в политическом отношении»4. Студенты устроили демонстрацию.

Мечников снова забыл о своей «ненависти к политике» и активно включился в борьбу прогрессивных сил университета против реакции. Он потребовал от попечителя отставки декана, посягнувшего на свободу науки, на устав университета и права ученого совета.

Попечитель дал согласие Мечникову на отставку декана при условии, если ученый использует свой авторитет для успокоения студентов и возобновления прерванных занятий. Его волновало, что весть о беспорядках дойдет до начальства.

Реакция, по выражению Мечникова, «косила без разбору», И после возобновления занятий попечитель, ссылаясь на то, что он лицо, зависящее от министра, не выполнил своего обещания.

«После всего, бывшего раньше, — пишет Мечников, — измена попечителя переполнила чашу»5. Оставалась единственная возможность выйти в знак протеста в отставку.

Несмотря на отсутствие материальных средств6 и соответствующей его научным интересам работы, Мечников окончательно расстался с Одесским университетом.

1 И.И. Мечников. Страницы воспоминаний. М., Изд-во АН СССР. 1946, стр. 81.

2 Там же.

8 Там же, стр. 82.

4 Там же.

5 Там же, стр. 83.

6 Мечников отмечает, что «почти все профессора в Одессе были люди без средств и некоторые притом обремененные семьей». Там же, стр. 81.

258


Уход знаменитого ученого в этих условиях был, разумеется, мужественным политическим шагом и встретил сочувствие всех прогрессивных сил России.

Сеченов, работавший с 1876 г. в Петербургском университете, узнав о намерениях Мечникова, писал ему 14 апреля 1882 г.:

«Я уже слышал... о Вашем намерении оставить университет, нахожу его, конечно, совершенно естественным, естественно же проклинаю те условия, которые делают заштатным такого человека, как Вы».

А. Ковалевский, бывший в научной командировке, за границей, с волнением писал Мечникову 9 января 1882 г.:

«К моему ужасу узнаю, что эта подлая университетская история может повести даже к тому, что Вы бросите университет. Это будет, конечно, ужасным ударом для университета...» Он высказывал надежду, что если Мечников останется, удастся создать прогрессивное большинство.

Однако Мечников был непоколебим в своем решении.

«Я ни под каким видом, — писал он Ковалевскому, через год — 19 января 1883 г., — не вступлю в какие-либо отношения к Новороссийскому университету до тех пор, пока радикально не изменятся условия, сделавшие пребывание в нем до того отвратительным, что воспоминание о нем и теперь вызывает во мне болезненное чувство и дрожь. Так как, однако же, как видно из Ваших же писем, дурные условия в университете могут лишь ухудшаться, то о поступлении моем в Новороссийский или в какой бы то ни было другой университет не может быть и речи. Я буду крайне удивлен, если новый устав, о котором Вы пишете, не вызовет выхода в отставку тех из профессоров, которые имеют хотя какую-либо возможность выйти».

Таковы были действия ученого, «ненавидевшего политику» и «пытавшегося стоять от нее в стороне».

В знак протеста против ухода из университета Мечникова и еще трех прогрессивных профессоров студенчество в заявлении на имя ректора университета Ярошенко потребовало его отставки.

«...дела университета, направляемые Вашей рукой, — писали студенты, — приняли такой оборот, при котором профессора, составляющие гордость университета, вынуждены оставить его. Всех нас... глубоко поразило решение Преображенского, Посникова, Мечникова и Гамбарова уйти из университета»1.

Среди участников заявления были впоследствии видные ученые: Андрусов, Зелинский, Хавкин, Мануйлов и др.

В результате заявления были уволены семь студентов и остальным объявлены выговоры.

1 Зап. Новороссийского ун-та, т. 35. Одесса, стр. 139—140. 259


Уйдя из университета, Мечников решил устроиться на должность земского энтомолога в Полтавской земской управе.

«В те времена, — пишет ученый в 1909 г.,— насекомые производили значительные опустошения на юге России, и мне пришлось заняться вопросом о мерах против этой беды»1.

Еще за два года до ухода из университета, летом 1880 г., Мечников, находясь в сельской местности Киевской губернии, узнал, что злаки сильно страдали от жуков (Anisoplia austriaca), причинявших большой вред всему краю.

«Близко принимая к сердцу такое бедствие, — пишет в своих воспоминаниях О. Н. Мечникова, — Илья Ильич придумывал, как бы помочь ему.

Несколько лет до этого, случайно заметив на окне большую мертвую муху, всю поросшую плесенью, по-видимому, причинившей ей болезнь и смерть, он спросил себя: нельзя ли бороться с вредными насекомыми, распространяя на них искусственные эпидемии? Теперь он вернулся к этой мысли и усердно занялся ее разработкой. Найдя на трупах жуков (Anisoplia) грибок мюскардину, обволакивающий его своими нитями, Мечников, по словам биографа, успешно стал заражать здоровые особи этим грибком. Сначала он проводил свои опыты лабораторным путем, впоследствии же граф Бобринский предоставил ему для этого опытные поля. Результаты оказались очень ободряющими, и он передал разработку прикладной стороны вопроса молодому энтомологу Красильщику. Илье Ильичу же, — пишет О. Н. Мечникова, — работа эта послужила исходной точкой для исследований инфекционных болезней»2.

Мы склонны считать, что гениальный взлет мысли Мечникова в этой работе не исчерпывается тем, что она послужила исходной точкой для исследования инфекционных болезней. По сути это была основа учения об антибиотиках — одной из самых выдающихся глав медицины XX в.

Обстоятельства не дали Мечникову возможности поработать по энтомологии. Но приведенный пример показывает, каким бесценным кладом плодотворных идей обогатил наш натуралист мировую науку.

Неожиданно полученное женой Мечникова небольшое наследство позволило им отправиться на Средиземное море — в Мессину для продолжения научной работы. Здесь классические эксперименты по фагоцитозу превратили Мечникова, по его собственному выражению, из зоолога в патолога и бактериолога.

1 И.И. Мечников. Страницы воспоминаний. М., Изд-во АН СССР, 1946, стр. 83—84.

2 О.Н. Мечникова. Жизнь Ильи Ильича Мечникова. М., Госиздат, 1926, стр. 90.

260


Вернувшись в Россию, Мечников поселился в Одессе, где устроил в своей квартире маленькую лабораторию, в которой вел научные исследования. Значительнее место в них заняла бактериология. Однако работа требовала больших средств. Вместе с двумя своими учениками — впоследствии почетным академиком Гамалеей и видным бактериологом Бардахом — Мечников задумал устроить бактериологическую лабораторию для открытых в то время Пастером прививок против бешенства, сибирской язвы и других инфекций. Городская управа и земство дали средства, и первое в России бактериологическое учреждение (второе в мире после Пастеровского института) с жаром принялось за работу. «Поглощенный научной работой, — писал Мечников, — практическую часть, т.е. прививки и приготовление вакцин, я передал моим молодым товарищам. Казалось бы, дело должно было пойти успешно. Но, к несчастью, начались противодействия врачебных властей. Всякая выходящая из новой лаборатории работа вызывала травлю. Инстанции, давшие средства, торопили с практическими результатами, не учитывая трудностей»1.

Мечников, исходя из своих работ 1880 г. по использованию биологических методов борьбы и опираясь на опыты Пастера по применению бактерий так называемой куриной холеры на кроликах, пытался применить эти бактерии для истребления сусликов, вредящих посевам злаков. Градоначальник под влиянием местных врачей и бойких, невежественных фельетонистов, возмущенных тем, что во главе станции стоит не врач, а зоолог, наложил на опыты запрет. Хотя запрет был вскоре снят, но обстановка сплошных препятствий оказала на ученых свое действие.

Неудачи опытов с прививками сибиреязвенных вакцин овцам в имении помещика Панкеева, приведшие к падежу более трех тысяч овец, вызвали травлю в печати.

Хотя Гамалея знакомился с приготовлениями вакцины у Пастера в Париже и прививки вначале давали положительные результаты, по невыясненным причинам неожиданно начался падеж животных. Прививки пришлось прекратить. Мечников непосредственно не принимал в них участия, не нес за эту работу прямой ответственности и находился в другом месте; все же он срочно приехал для выяснения причин катастрофы, но «она осталась темной...» Проявились ли здесь козни врагов или упущения в приготовлении вакцин, — трудно было установить.

1 И.И. Мечников. Страницы воспоминаний. М., Изд-во АН СССР, 1946, стр. 84.

261


«Этот тяжелый эпизод был последней каплей, переполнившей чашу», — пишет О. Н. Мечникова1.

«Очутившись в таком положении, — рассказывает об этом этапе Мечников, — я увидел ясно, что мне, теоретику, лучше всего удалиться, предоставив лабораторию в руки практиков, которые, приняв на себя ответственность, смогут лучше выполнять свою роль»2.

Несмотря на предложение организовать и возглавить в Петербурге большой бактериологический институт, Мечников, «проученный, по его словам, одесским опытом и, зная, как трудна борьба с противодействиями, возникающими без всякой разумной причины со всех сторон»3, решительно отказался.

Осенью 1887 г. ученый встретился в Париже с Пастером и с 1888 г. до конца жизни работал в Пастеровском институте — знаменитом центре медицинской науки конца XIX и начала XX в. в качестве одного из его выдающихся руководителей.

В личной жизни Мечникова еще вначале его пребывания в Одессе произошло несчастье.

В 1873 г. после длительных страданий умерла первая жена ученого Людмила Васильевна Федорович. Смерть жены настолько тяжело повлияла на Мечникова, что он потерял интерес к жизни и был близок к самоубийству. В таком состоянии, проходя по мосту через Рону, он вдруг увидел насекомых, летающих вокруг пламени фонаря. Это были фингоны, но издали он принял их за поденок (эфемер) и неожиданно подумал: «Как применить теорию естественного отбора к этим насекомым, когда они живут всего несколько часов, вовсе не питаясь, следовательно, не подвержены борьбе за существование и не имеют времени приспособиться к внешним условиям».

Мысль его, по словам О. Н. Мечниковой, описавшей этот эпизод, направилась к научным вопросам. Он был спасен. Связь с жизнью восстановилась»3.

Несмотря на большие трудности и несчастье в личной жизни, Мечникову удалось выполнить интересные зоологические и антропологические работы.

Закончился в основном выдающийся по научному значению этап его сравнительно-эмбриологических исследований. Как мы отмечали, этот этап благодаря замечательному сотрудничеству А. Ковалевского и Мечникова стал принципиально новым,

1 О.Н. Мечникова. Жизнь Ильи Ильича Мечникова. М., Госиздат, 1926, стр. 108.

2 И.И. Мечников. Страницы воспоминаний. М., Изд-во АН СССР, 1946, стр. 85.

3 Там же.

4 О.Н. Мечникова. Жизнь Ильи Ильича Мечникова. М., Госиздат, 1926, стр. 63.

262


эволюционным этапом в развитии всей науки о зародышевом формировании организмов. Дарвинизм получил новые бесценные доказательства единства органического мира, почерпнутые из сравнительного анализа зародышевого развития.

В одесский период научной деятельности, перемежавшийся поездками за границу, Мечников начал также серию исследований по внутриклеточному пищеварению у простейших, кишечнополостных, червей, иглокожих. Эти работы изменили все дальнейшее направление исследований Мечникова и легли в основу его бессмертных открытий в области учения о воспалении, фагоцитарной теории иммунитета, микробиологии, учения о происхождении многоклеточных животных.

Особенности внутриклеточного пищеварения, характерные для некоторых беспозвоночных, заключаются в том, что пища переваривается у них не в пищеварительной полости при помощи ферментов, а непосредственно в группе клеток, обладающих амебоидным движением.

Мечникову удалось также выяснить следующее чрезвычайно интересное обстоятельство: в сложном процессе превращения (метаморфозе) личинок земноводных, например головастиков лягушек во взрослые формы, отмирающие тканевые элементы заглатываются и перевариваются также особыми амебоидными клетками.

Раскрытие свойств амебоидных клеток, которые Мечников называл фагоцитами, т.е. пожирающими клетками, крайне взволновало его. Оно открывало новые пути в медицине, вело к пониманию величайшего значения защитных приспособлений организма в его борьбе с бактерийными инфекциями, вообще с проникновением чужеродных тел.

Он стал жадно накапливать факты.

В 1883 г. на VII съезде русских естествоиспытателей и врачей в Одессе Мечников сделал свое историческое сообщение «О целебных силах организма». Пока еще в форме гипотезы, без достаточного количества фактов, он раскрыл свои гениальные идеи. В 1908 г. эти идеи были увенчаны Нобелевской премией.

Свое первое наблюдение, осуществленное в 1882 г. в Мессине и явившееся вехой в медицинской науке, Мечников красочно описал:

«В чудной обстановке Мессинского пролива, отдыхая от университетских передряг, я со страстью отдался работе. Однажды, когда вся семья отправилась в цирк смотреть каких-то удивительно дрессированных обезьян, а я остался один над своим микроскопом, наблюдая за жизнью подвижных клеток у прозрачной личинки морской звезды, меня сразу осенила новая мысль. Мне пришло в голову, что подобные клетки должны служить в организме для противодействия вредным деятелям. Чув-

263


ствуя, что тут кроется нечто особенно интересное, я до того взволновался, что стал шагать по комнате и даже вышел на берег моря, чтобы собраться с мыслями. Я сказал себе, что если мое предположение справедливо, то заноза, вставленная в тело личинки морской звезды, не имеющей ни сосудистой, ни нервной системы, должна в короткое время окружиться налезшими на нее подвижными клетками, подобно тому, как это наблюдается у человека, занозившего себе палец. Сказано — сделано. В крошечном садике при нашем доме, в котором несколько дней перед тем на мандариновом деревце была устроена детям рождественская «елка», я сорвал несколько розовых шипов и тотчас же вставил их под кожу великолепных, прозрачных, как вода, личинок морской звезды. Я, разумеется, всю ночь волновался в ожидании результата и на другой день, рано утром, с радостью констатировал удачу опыта. Этот последний и составил основу «теории фагоцитов», разработке которой были посвящены последующие 25 лет моей жизни»1.

Этот увлекательный опыт, разумеется, был лишь фигурально началом в событии, открывавшем новую эру для понимания защитных приспособлений организма, которые обеспечивают его невосприимчивость к инфекциям, т.е. иммунитет к ним.

До Мечникова господствовало представление о ведущей роли в иммунитете микробов и других чужеродных тел.

Мечников в многочисленных опытах выяснил огромную, подчас ведущую роль макроорганизма в его борьбе с инфекциями. Он поставил многочисленные опыты, чтобы изучить процесс возникновения невосприимчивости у кроликов к микробу свиной холеры, к возбудителю краснухи свиней, к возбудителю сибирской язвы у голубей и крыс, у морских свинок — к вибриону Мечникова и т. д. Во всех случаях доказано решающее значение фагоцитоза в процессе освобождения организма от проникших в него микробов.

Таким образом, ученый убедительно показал, что активные клетки организма — лейкоциты в результате своего взаимодействия с микробами или с их продуктами — токсинами или, наконец, с другими неживыми чужеродными телами специфически изменяют характер и направление своей активности, «меняют свою реактивность». Образно выражаясь, они мобилизуют свои силы и меняют уровень напряжения и активности в соответствии с особенностями и силой «вражеского нападения».

«Реакция фагоцитарных клеток, — писал Мечников, — совершается вследствие их чувствительности».

1 И.И. Мечников. Мое пребывание в Мессине. Из воспоминаний прошлого. Страницы воспоминаний. М., Изд-во АН СССР, 1946, стр. 74—75.

264


Его упрекали за эти идеи во всех смертных грехах, особенно немецкие ученые во главе с Кохом. Его называли романтиком, «изобличали» в воображаемом витализме, считали, что он приписывает природе такие несусветные «чудеса», которые ей неприсущи. Но Мечников упорно защищался. Новыми остроумными опытами он опровергал противников или давал более правильное толкование их встречным опытам, если они, были верны, или вносил уточнения в свои взгляды, если этого требовали новые факты. В конце концов удалось доказать, что чувствительность лейкоцитов к микробам является результатом положительного химического притяжения — химиотаксиса, которое при некоторых обстоятельствах может стать отрицательным.

Гениальная прозорливость Мечникова, его глубокое творческое толкование единства происхождения всей организации животных и вытекающей отсюда общности в их жизнедеятельности помогли ему понять связь между внутриклеточным пищеварением и полостным; связь между деятельностью блуждающих амебоидных клеток, овладевающих частицами хвоста головастика и обрывками его мускулов, и деятельностью таких же блуждающих клеток крови — лейкоцитов, «набрасывающихся» у высших организмов, в том числе человека, на микробы и другие чужеродные тела.

Многократно повторяя и видоизменяя свои опыты, ученый окончательно убедился в закономерности этих процессов.

Вот перед нами снова и снова прозрачные, как ключевая вода, плавающие личинки морской звезды Bipinnaria. Мечников вонзает в туловище личинки тончайшую стеклянную палочку, имеющую вид заостренной трубочки. Наружный конец он отламывает. Заноза оказывается в полости тела личинки. Микроскоп обнаруживает «волнение», возникшее среди амебоидных клеток. Они «набрасываются» на чужеродное тело и образуют заслон из лейкоцитов. Лейкоциты изолируют стеклянную палочку и делают ее безвредной, но их пищеварительные соки не могут ее переварить.

Одно ясно: травма вызвала массовый прилив амебоидных элементов в области раны. Затем возникла целая изолирующая стена. Отсюда один шаг к идее — прилив крови и скопление мигрирующих клеток по соседству с местом поражения есть реакция организма против посторонней вредности. Болезнь -борьба между этой вредностью и подвижными клетками. Счастливый исход борьбы — показатель иммунитета организма.

Как же будет протекать борьба с проникающим в организм живым противником? Снова увлекательные опыты.

У своего друга А.О. Ковалевского Мечников увидел в аквариуме лаборатории тусклых дафний. При изучении выяснилось, что они заполнены спорами грибка Monospora bicuspidata.

265


Мечников организует экспериментальное воспроизведение этого факта и прослеживает, как иглообразные споры грибка, словно иголки, проходят через стенки пищеварительного тракта и проникают в полость тела дафнии.

Как же будет «защищаться» раненая дафния против проникших в нее врагов?

Микроскоп дает возможность наблюдать, как разыгрываются «драматические события» в теле рачка-дафнии. Прежде всего лейкоциты, циркулирующие в большом количестве в теле дафний, совершают «бурный» натиск на «непрошеных гостей». Вокруг каждой споры грибка, как ранее вокруг занозы в личинке морской звезды, скапливаются лейкоциты. Они обволакивают и изолируют каждую спору. Но этого мало. Ведь споры грибка — не стекло. Лейкоциты дафнии заглатывают их путем внутриклеточного пищеварения, и от спор не остается и следа. Поле битвы очищено. Убирать трупы врагов, по остроумному выражению ученика и продолжателя Мечникова, Безредка, не приходится.

Дафния «победила» споры грибка, хотя она тоже микроскопична. Ранее мутная, она светлеет и снова «здравствует» до очередной инфекции. Но этот счастливый для дафнии исход бывает не всегда. Если вражеских сил (в данном случае спор грибков) окажется больше, чем их могут одолеть образующиеся в теле дафнии лейкоциты, то те споры, которые не заглочены лейкоцитами, успевают прорасти в грибки, и общая инфекция приводит к гибели дафнии.

Таков образный пересказ, близкий к изложению самого Мечникова и его ближайших продолжателей о нескольких интересных экспериментальных эпизодах. Но именно эти эпизоды помогли Мечникову раскрыть ход процессов, лежащих в основе его бессмертного учения о фагоцитозе.

Глубоко плодотворное значение фагоцитарной теории прежде всего в том, что закономерности, рассмотренные нами в двух предыдущих экспериментах, подтверждаются в основных чертах на высших животных и на человеке.

Велико значение этой теории в медицине. Она по-новому раскрывает сущность воспалительных процессов, как защитных приспособлений организма, лежит в основе борьбы с инфекциями, объясняет рассасывание тканей при явлениях регенерации и т.д.

В своей речи в Стокгольме в 1908 г. по случаю получения Нобелевской премии за открытия в области иммунитета1 Меч-

1 Премию за фагоцитарную теорию иммунитета Мечников разделил с выдающимся немецким ученым Эрлихом, который разрабатывал гуморальную теорию иммунитета. Этим как бы подчеркивалось, что обе теории взаимно дополняют одна другую.

266


ников, мысленно оглядываясь на годы изнурительной борьбы, которую ему пришлось вести «в условиях недоверия и жесткой критики», язвительно сказал, что воспоминания о Bipinnaria с занозой, окруженной со всех сторон подвижными клетками, и о дафниях с кровяными шариками, пожирающими колючие споры инфекционных микробов, поддерживали в нем надежду, что его идеи избегнут поражения.

История блистательно оправдала его надежды. Учение о фагоцитозе вошло в золотой фонд науки.

В 1909 г. на торжествах в Кембриджском университете, посвященных чествованию Дарвина, присутствовали, по определению Мечникова, «лучшие биологи всего земного шара, в том числе, ...наш известный симпатичный соотечественник, московский профессор ботаники К.А. Тимирязев»1.

Мечников выступил с яркой речью на тему «Дарвинизм и медицина». Он коснулся тех плодотворных результатов, которые дает творческое применение дарвинизма в медицине.

«Та истина, что человек находится в кровном родстве с животным миром, легла в основу сравнительной патологии. При помощи изучения низших организмов оказалось возможным установить, что воспаление не есть проявление болезни, а лишь реакция организма против болезнетворных начал»2.

Нельзя не отметить и следующее интересное замечание Мечникова о роли теории происхождения видов в решении проблемы злокачественных опухолей.

«При разработке труднейших задач медицинской науки, между которыми первое место занимает вопрос о злокачественных опухолях (рак, саркома), теория о происхождении видов дает ценные указания. Она не допускает предположения, которое очень распространено среди патологов, что эти опухоли развиваются из заблудившихся зачатков зародышевых пластов. Наоборот, с точки зрения дарвинизма тот факт, что у низших животных, имеющих зародышевые пласты, опухоли всегда развиваются под влиянием паразитов, указывает на подобное же происхождение раковых опухолей у человека»3.

Современные исследования о роли вирусных факторов в развитии злокачественных опухолей обязывают с большим вниманием отнестись к этой ценной мысли гениального в своей прозорливости ученого.

1 На этих торжествах Тимирязев был провозглашен почетным доктором Кембриджского университета. Мечников был удостоен этого звания еще раньше, в 1891 г.

2 И.И. Мечников. Страницы воспоминаний. М., Изд-во АН СССР, 1946, стр. 124.

3 Там же, стр. 124—125.

267


В адресе, преподнесенном Мечниковым от имени Пастеровского института, вновь подчеркивается та же замечательная идея: «Наука о микробах, как и вообще все отрасли биологии, воспользовалась теорией развития и со своей стороны она сама представила поразительное подтверждение дарвиновской теории»1.

Научное наследие Мечникова чрезвычайно разносторонне и вместе с тем удивительно цельно. Цельно оно потому, что пронизано единой, руководящей идеей ученого. Идея эта — раскрытие закономерностей природы животного и человека (здорового и больного) на основе глубочайшего применения исторического метода в биологии — дарвинизма.

Мечников иронически называл себя «заблудившимся в медицине зоологом». Это замечание имеет глубочайший смысл. Побольше бы таких «заблудившихся»! Именно гениальный анализ явлений природы с позиций их исторического формирования раскрывает путь научного творчества Мечникова, в котором так органично и плодотворно произошел его переход от проблем зоологии и сравнительной эмбриологии к учению о внутриклеточном пищеварении, а от него животрепещущим вопросам патологии и микробиологии, к учению о воспалении и иммунитете, наконец, к проблеме долголетия, борьбе с патологической старостью, учению об ортобиозе.

При изучении творческого облика Мечникова необходимо вспомнить также, что он был учителем многих| поколений биологов и медиков и вырастил замечательную плеяду отечественных и зарубежных микробиологов, иммунологов-инфекционистов, патологов.

Исключительное внимание уделял Мечников приезжавшим к нему учиться врачам и биологам из России. Свыше тысячи русских ученых и врачей проходило обучение в Институте Пастера под руководством Мечникова.

Среди его ближайших учеников были такие выдающиеся отечественные ученые, как Безредка, Тарасевич, Чистович, Вейнберг, Савченко, Хавкин и многие другие.

«Учитель по природе, — писал о нем Безредка, — он умел подходить к молодым, сеять в их душе любовь к экспериментальной работе; он умел приободрить начинающего в минуты разочарования и сдержать его в случае не в меру разыгравшейся фантазии. Он это делал незаметно, без боли для молодого самолюбия, с отеческой улыбкой своих мягких снисходительных глаз»2.

1 И.И. Мечников. Страницы воспоминаний. М., Изд-во АН СССР, 1946, стр. 123.

2 А.М. Безредка. Воспоминания об И. И. Мечникове. «Природа», июль-август 1916.

268


Несмотря на непрерывный напряженный труд, полный вдохновения и отдачи всех сил, Мечников находил время для популяризации достижений естественных наук. Он читал в Париже лекции, в том числе в Русской высшей школе общественных наук, в которой читали лекции В. И. Ленин и Г. В. Плеханов.

Среди печатных произведений Мечникова много журнальных и газетных статей в отечественной и зарубежной печати.

Эрудиция Мечникова была поистине фантастична. Для всех, соприкасавшихся с ним, он был живой, творческой энциклопедией.

«Ваша эрудиция так обширна и безошибочна, что обслуживает весь институт», — говорил ему прославленный бактериолог Эмиль Ру1.

Немало внимания уделил Мечников проблемам истории и теории эволюции. Здесь, как и во всех областях его многогранного творчества, он выступает как оригинальный исследователь.

Его «Статьи по вопросам эволюционной теории» и «Очерки вопроса о происхождении видов» составляют объемистый том в недавно выпущенном академическом собрании сочинений Мечникова.

Эти работы, помимо большого самостоятельного исследовательского интереса, дают возможность вновь и вновь убедиться в том, на каком замечательном фундаменте естественно-исторического материализма и дарвинизма выросли бессмертные творения Мечникова.

В 1915 г. в мрачных условиях войны состоялось чествование Мечникова в Париже по случаю его 70-летия. К этому времени гениальный ученый был почетным академиком Санкт-Петербургской Академик наук (1902) и большинства академий мира, почетным доктором многих прославленных университетов.

Знаменитый французский ученый Ру — преемник Пастера и многолетний руководитель Пастеровского института — в дни празднования этого юбилея в своей взволнованной речи сказал:

«В Париже, как в Петрограде и в Одессе, Вы стали главой школы и зажгли в этом институте научный очаг, далеко разливающий свой свет. Ваша лаборатория — самая жизненная в нашем доме, и желающие работать толпой стекаются в нее. Здесь исследователь ищет мысль, которая вывела бы его из затруднения...

Ваш огонь делает горячим равнодушного и скептику внушает веру. Вы — несравненный товарищ в работе; я могу это сказать, ибо не раз мне выпадало счастье участвовать в Ваших изысканиях. В сущности все делали Вы.

1«Природа», июль-август 1916.

269


Институт Пастера многим обязан Вам. Вы принесли ему престиж Вашего имени и работами своими и Ваших учеников Вы в широкой мере способствовали его славе. В нем Вы показали пример бескорыстия, отказываясь от всякого жалованья в годы, когда с трудом сводились концы с концами...

Оставаясь русским по национальности, Вы заключили с Институтом франко-русский союз задолго до того, как мысль о нем возникла у дипломатов»1.

Мечников умер в Париже 16 июля 1916 г. Прах его покоится в библиотеке Пастеровского института. Научные архивы его жена — О.Н. Мечникова — передала в Советский Союз; архив Мечникова, хранящийся в Музее Мечникова в Москве при Центральном научно-исследовательском институте им. Л.А. Тарасевича, продолжает оставаться неисчерпаемым кладезем для дальнейшего развития его бессмертных научных идей.

Горький в письме от 2 августа 1916 г. обращался к Тимирязеву с просьбой написать в журнал «Летопись» о Мечникове. Он писал: «Убедительно прошу Вас написать о Мечникове! Очень прошу! Именно Вы можете с долженствующей простотою и силой рассказать русской публике о том, как много потеряла она в лице этого человека, о ценности его оптимизма, о глубоком понимании им ценности жизни и борьбе его за жизнь»2.

Теперь о творчестве Мечникова говорят и многотомные собрания его сочинений, и широкое использование его идей в медицине, и институты его имени. Но чем больше изучаешь Мечникова, тем значительней интерес к облику этого гениального ученого и замечательного человека.

3

Творческий путь великого ученого достиг вершины, когда он, спустя три десятилетия после первых ранних попыток3, вновь поставил перед собой ответственную задачу разобраться в коренных вопросах биологии человека, найти пути к преодолению основных биологических дисгармоний, в том числе трагедии преждевременной патологической старости. Старость, представляющая болезнь, должна уступить место старости естественной — физиологической, свободной от старческих не-

1 «Природа», июль-август 1916 г.

2 М. Горький. Собр. соч. в 30-ти томах, т. 29. М., ГИХЛ, 1955, стр. 363.

3 Впервые эти вопросы были частично поставлены в следующих статьях И.И. Мечникова: Воспоминание с антропологической точки зрения. Вестник Европы, 1871. О возрасте вступления в брак. Вестник Европы, 1874. Очерк воззрений на человеческую природу. Вестник Европы, 1877. Часть материалов и особенно последняя работа вошли в «Этюды о природе человека».

270


дугов и болезней, способствующей увеличению продолжительности человеческой жизни почти вдвое. Таково главное стремление автора.

То обстоятельство, что «Этюды о природе человека» вынашивались в течение десятилетий, отразило и процесс формирования естественно-научного мировоззрения ученого.

В главе VI «Этюдов» Мечников, подразумевая под «весьма близко знакомым ученым» самого себя, пишет:

«В молодости он был пессимистом и думал, что зло значительно преобладает над благом. В более позднем возрасте его оценка жизни совершенно изменилась»1. Эта эволюция взглядов выразительно отображена в книге в стиле изложения, в подборе фактов и в смене логических ударений.

В первых пяти главах остро сказываются пессимистические настроения первого этапа жизни. В последующих главах, отражающих творческую зрелость ученого, начинают преобладать жизнеутверждающие, оптимистические тона. Они и подсказали автору подзаголовок к французскому изданию книги «Опыт оптимистической философии».

Историю развития идей в «Этюдах о природе человека» Мечников рисует в следующем виде.

«Поколение, к которому я принадлежу, легко и быстро усвоило основы положительного мировоззрения, развившегося главным образом вокруг учения об единстве физических сил и об изменяемости видов»2.

Естественно-историческая сторона этого мировоззрения отвечала, по словам Мечникова, всем требованиям мышления. В противоположность этому «прикладная часть, относящаяся к человеческой жизни, казалась все менее и менее способной удовлетворить стремлению к осмысленному и обоснованному существованию»3.

Эта «прикладная часть» положительного мировоззрения практически выражалась в попытках объяснить при помощи законов, управляющих развитием животного мира, все сложнейшие противоречия развития человеческого общества. Такое объяснение, естественно, давало плачевные результаты.

Мысля биологическими категориями, хотя речь шла о человеке и его общественной жизни, где определяющими являются категории социальные, Мечников готов был склониться к взгляду, что природа «дошла в человеке до своего последнего предела».

Не обошлось здесь и без остаточного влияния вульгарного материализма Бюхнера, Фогта, Молешотта. В свое время это

1 См. настоящее издание, стр. 112.

2 Там же, стр. 10.

3 Там же.

271


влияние очень сказалось на формировании поколения Мечникова. Что это так, видно из высказываний самого Мечникова.

В «Очерке из истории науки в России», посвященном Ковалевскому и написанном в 1902 г., — за год до выхода «Этюдов о природе человека», Мечников рассказывает о том, как воспринимала сочинения этих авторов молодежь.

«Тут были на первом плане сочинения по естествознанию, дававшие общий очерк тогдашних воззрений на природу и жизнь. Между ними главное место занимала книжка Бюхнера «Kraft und Stoff»1.

По словам Мечникова, запрещение этих сочинений царской цензурой еще более увеличивало их ценность во мнении молодежи.

Влияние это было настолько велико, что получило отражение в художественной литературе. Мечников вспоминает следующий эпизод из романа И. С. Тургенева «Отцы и дети».

Герой романа — Базаров заметил, что отец его друга Аркадия Кирсанова читает Пушкина. Базаров рекомендует растолковать отцу, что это «никуда не годится» и дать ему почитать «что-нибудь дельное», на первый случай Бюхнерово „Stoff und Kraft"»2.

В цитированном очерке Мечников отмечает, что доказанная Дарвином общность происхождения человека с животным миром усиливала надежду решить проблему человеческого бытия при помощи изучения законов, управляющих живыми существами. Неправомерность такого некритического перенесения биологических закономерностей на человеческое общество была неоднократно убедительно вскрыта Энгельсом и Лениным.

Развивая в предисловии к книге свою мысль, Мечников рисует такую картину.

В результате длинного, сложного и часто запутанного процесса развития на Земле явилось существо с высоко одаренным сознанием, которое подсказывало ему, что дальше идти некуда и никакой цели впереди не существует. Мечников склонен был думать, что и столь широко распространенная в конце XIX в. в философии, литературе, музыке туманная «мировая скорбь» явилась выражением биологической, а не социальной безысходности. Связана же эта безысходность, якобы, с тем, что в человеке, познавшем самого себя, природа, дойдя до своего последнего предела, оказалась в биологическом тупике. Человек познал мучительные «дисгармонии» своей биологической природы, грустные и неотвратимые границы индивидуального челове-

1 И.И. Мечников. Страницы воспоминаний. М., Изд-во АН СССР, 1946, стр. 15.

2 Там же, стр. 16.

272


ческого бытия, неминуемо заканчивающегося старостью и смертью.

С развитием знаний пессимистические философские системы XIX в., выраженные в этой туманной «мировой скорби», — пишет Мечников, — нашли отклик и в научной мысли.

«Казалось в самом деле, — развивает Мечников эту впоследствии отвергнутую им пессимистическую оценку сущности человеческого существования, — что жизнь, уясненная сознанием, есть бессмыслица, тянущаяся на основании какой-то животной наследственности, без руководящего начала».

Естественно, что науке надлежало разобраться в этой «путанице», чтобы, по крайней мере, уяснить происхождение и развитие такого «печального положения вещей». Так определял Мечников необходимость заняться одной из действительно настоятельных задач, которые стоят перед наукой, как долг перед человечеством.

Тезис Мечникова о том, что его поколение «легко и быстро усвоило основы положительного мировоззрения, развившегося главным образом вокруг учения об единстве физических сил и об изменяемости видов», достаточно выразителен. Выразительность его заключается в том, что устоем, на который опирались и сам Мечников как ученый и научное поколение, к которому он принадлежит, был, как мы видели, естественно-исторический материализм. Именно благодаря тому, что поколение Мечникова опиралось в своей научной деятельности на естественно-исторический материализм, оно смогло выдвинуть из своей среды Сеченова, и Павлова, Александра и Владимира Ковалевских, самого Мечникова, Тимирязева (в биологии), Столетова, Умова, Лебедева (в физике), а несколько раньше Лобачевского (в математике), Зимина, Бутлерова, Менделеева (в химии).

Учение «об единстве физических сил и изменяемости видов» исходит по существу из цепи выдающихся открытий и особенно опирается на три великих открытия XIX века — клеточное учение, закон превращения энергии и особенно на теорию развития Дарвина, впервые доказавшего, — как писал Энгельс, — что окружающие нас теперь организмы, не исключая и человека, явились в результате длительного процесса развития из немногих первоначально одноклеточных зародышей, а эти зародыши в свою очередь образовались из возникшей химическим путем протоплазмы, или белка.

В научной деятельности Мечникова в области биологических и медицинских наук естественно-научный материализм дал замечательные всходы.

Одна из многих великих заслуг Мечникова заключалась в том, что он творчески использовал в биологии и перенес в медицину глубочайшие идеи созданного Дарвином исторического

273


метода в биологии. Именно этим методом созданы в сотрудничестве с Ковалевским эволюционная сравнительная эмбриология и сравнительная патология, в частности учение о воспалении, основы учения об иммунитете, новые главы в микробиологии, выдвинуты гениальные догадки об антибиотиках.

В книге «Этюды о природе человека» этот метод также дал обильные плоды. В «Общем очерке воззрений на человеческую природу», где речь идет о специально биологических закономерностях, Мечников дает глубокие образцы материалистического, дарвиновского анализа явлений природы. Это полностью относится прежде всего к анализу гармоний и дисгармоний в «организованном мире» до появления человека.

Мечников ярко раскрывает исторический процесс эволюции видов растений и животных.

Наряду с примерами выживания и преемственности видов, нет недостатка и в примерах полного исчезновения множества растительных и животных видов.

Мечников останавливается, в частности, на вымерших древесных обезьянах — дриопитеках, населявших девственные леса Европы в третичный период кайнозойской эры. Их ископаемые остатки сохранились в третичных отложениях Франции.

«И вот эти животные, — пишет Мечников, — несмотря на организацию, гораздо более сложную, чем у тараканов и скорпионов, не могли приспособиться к переменам внешних условий, наступившим в Европе. То же относится ко множеству других высших млекопитающих, каковы мамонты, мастодонты и т. д.»1.

Эти факты Мечников убедительно использует, чтобы отвергнуть идею о существовании в природе некоего изначального «слепого стремления к прогрессу», выражающегося в том, что развитие всегда «принимало восходящее направление».

Ученый справедливо отвергает вульгарное представление о прямолинейной эволюции, ведущей обязательно к усложнениям организации.

Эволюция видов — результат сложного исторического процесса взаимодействия организма и среды на основе естественного отбора (разумеется, если процесс этот протекает без влияния человека), а не следствие «изначального» закона.

Разработанное впоследствии А.Н. Северцовым и его школой учение о главных направлениях и темпах эволюции подтверждает положения Мечникова.

В природе, наряду с морфофизиологическим прогрессом, т.е. усложнением строения и жизнедеятельности видов растений и животных, широко распространен и морфофизиологический регресс, т.е. упрощение в их строении и жизнедеятельности.

1 См. настоящее издание, стр. 38.

274


Так, например, наряду с появлением высоко организованных отрядов высших млекопитающих, продолжают существовать и ниже организованные млекопитающие (насекомоядные, грызуны и т. д.). Это относится и к беспозвоночным животным, и к растениям.

В природе широко представлены, например, наряду со сложно организованными высшими листостебельными растениями, и слоевцовые растения — бактерии, водоросли и грибы. То же относится и к инфузориям, и к червям, и к насекомым — в животном мире.

Критерием, стало быть, является в данном случав не усложнение организации (морфофизиологический прогресс), а прогресс биологический. Он определяется не изменениями формы и жизнедеятельности, а обильным размножением особей, увеличением количества видов и разновидностей, входящих в тот или иной класс животных, значительным расширением ареала их обитания. Например, количество видов насекомых, населяющих земной шар, составляет около миллиона. Насекомые быстро размножаются, неизмеримо богаче видами и разновидностями, чем многие виды позвоночных. Они распространены на всем земном шаре — на суше, в воде и в воздухе. Следовательно, биологически они прогрессивны. Примером биологически регрессивных форм является яйцекладущие и сумчатые млекопитающие. Они обитают только в Австралии, насчитывают лишь несколько десятков видов и разновидностей, медленно размножаются. К биологически регрессивным видам относятся и некоторые виды земноводных и рептилий, многие виды беспозвоночных животных и растений.

Современное состояние вопроса подтверждает, таким образом, положение Мечникова.

Вместе с тем, Мечников справедливо подчеркивает, что в процессе эволюции высшие формы организации возникли путем преемственного развития от низших форм. Часть этих низших форм развивалась без коренных изменений организации, на основе приспособительной эволюции и частичной специализации (идиоадаптации, по Северцову). В качестве примера можно привести многих современных биологически прогрессивных одноклеточных животных — корненожек, жгутиковых, инфузорий, происшедших от их древних предков — также одноклеточных.

У другой группы форм возникли коренные наследственные изменения, повышающие организацию (ароморфозы, по Северцову). Примеры такого изменения — возникновение от простейших одноклеточных животных первых многоклеточных, от них червей, членистоногих, моллюсков, иглокожих, хордовых, в том числе позвоночных.

275


Эти изменения, оказавшиеся прогрессивными, обусловили новый этап в развитии живой природы. Образно выражаясь, это «новый этаж» в эволюции. Возникновение многоклеточных создало огромные возможности для дальнейшей эволюции. Сюда следует отнести и возникновение первых наземных позвоночных — стегоцефалов с легкими, трехкамерным сердцем и двумя кругами кровообращения, происшедших от водных позвоночных, — с жаберным дыханием, двухкамерным сердцем и одним кругом кровообращения; птиц и млекопитающих с четырехкамерным сердцем и более сложно организованным мозгом, возникших от нижеорганизованных рептилий.

Примером третьего направления эволюции являются паразитические организмы. Они перешли от свободного обитания к паразитизму и в некотором отношении их строение упростилось. Так произошло, например, с паразитическими червями — сосальщиками и ленточными, развившимися от свободно живущих ресничных червей. Они потеряли в процессе приспособительной эволюции органы движения и зрения. У ленточных червей постепенно исчез и пищеварительный аппарат. Но взамен у них возникли иные приспособления — присоски, способность всасывать пищу через покровы тела и т.д. Эволюция, связанная с упрощением организации животного, называется, по Северцову, дегенерацией. Все эти пути эволюционного процесса могут сложно сочетаться.

Высказывания Мечникова, имеющие более чем полувековую давность, как бы предвосхитили последующее углубленное изучение разных путей, направлений и темпов эволюции.

Яркую картину исторического процесса возникновения относительной целесообразности органических форм рисует Мечников на примере орхидей, глубоко изученных Дарвином.

Все восхищаются необыкновенной прелестью цветов орхидей. Цветы эти, — пишет Мечников, — несомненно, развились не для удовлетворения нашего эстетического вкуса уже по той простой причине, что орхидеи существовали задолго до появления рода человеческого.

На примере орхидейного растения — ванильника, плод которого отличается очень приятным ароматом и имеет некоторое экономическое значение, Мечников прослеживает явление, которое практически носило характер несоответствия — дисгармонии. Дико растущее в мексиканских и южно-американских лесах орхидейное растение — ванильник, опыляемый в естественных условиях одним из видов мелких пчел, стали акклиматизировать в других странах для добывания ванили. Акклиматизация удалась. Ванильник рос хорошо и покрылся многочисленными цветами. Но плодов, обладающих ароматом, от него получить не удавалось.

276


При изучении выяснилось, что бесплодие объясняется тем, что между тычинками, образующими мужские половые продукты, и пестиками, в которых образуются женские половые продукты, помещается перепонка, препятствующая самоопылению.

В дикой природе это приспособление в виде особой изолирующей перепонки полезно. Оно препятствует самоопылению и тем самым самооплодотворению, т.е. родственному скрещиванию. Возникает перекрестное самоопыление, которое обеспечивает большее разнообразие свойств потомства, оберегает от вырождения, способствует лучшей выживаемости и приспособительной эволюции.

На родине ванильника — в Южной и Центральной Америке перекрестное оплодотворение осуществляется пчелами.

В новых условиях, при искусственном разведении ванильника в новой среде обитания, еще не сформировалось естественное взаимодействие между ванильником и местными видами насекомых, так как для этого необходимо соответствие между строением цветка и строением ротового аппарата насекомого, при помощи которого оно проникает в цветок и переносит пыльцу. В новых условиях гармоническое устройство цветка ванильника оказалось, таким образом, дисгармоничным.

Выяснив причины бесплодия, кое-где стали производить, правда, с большими техническими трудностями, искусственное опыление путем перенесения пыльцы с тычинок на рыльца пестиков. Результаты были успешны. В 1841 г. молодой негр — невольник Э. Альбус, — сообщает Мечников, — открыл на островах Согласия удобный практический способ, обеспечивающий опыление. Это открытие способствовало распространению во многих странах культуры ванильника.

На первый взгляд может показаться, что приведенный пример имеет мало отношения к биологическим дисгармониям человека. Однако проницательность и глубина биологического анализа Мечникова убедительно доказывает принципиальное единство возникновения гармоний и дисгармоний во всех звеньях органического мира, обусловленных сложными взаимодействиями организма и среды в одних случаях и их нарушениями — в других.

Яркими мазками рисует Мечников гармонии и дисгармонии животного мира.

Кому не случалось видеть летом, какое множество насекомых, привлекаемых светом, летит на лампы и свечи? Между ними встречаются жуки, фриганы, поденки и всего чаще маленькие ночные бабочки. Покружившись несколько раз вокруг пламени, они обжигают крылья и гибнут в большом количестве.

Инстинкт этот так постоянен и так развит у многих из этих насекомых, что им пользуются для их уничтожения.

277


Для истребления ночного мотылька (Botys sticticalis), гусеница которого уничтожает злаки и свеклу, рекомендуют, как отмечает Мечников, зажигать на полях костры. Привлеченные светом, бабочки падают в них и во множестве гибнут.

Когда поденки (эфемеры), вылупившись, массами выходят из воды, рыболовы зажигают солому на своих лодках, и эти насекомые, прилетая на огонь, обжигают себе крылья. Тела их падают в воду и привлекают рыбу, служа ей лакомой пищей.

Чем же вызвана эта роковая дисгармония, приводящая не к самосохранению, а к массовой гибели ночных бабочек?

Учитывая, что среди слетающихся на огонь бабочек большинство самцов, Мечников предположил, что свет вызывает у самцов половое возбуждение.

Бесспорно, во всяком случае, что свет, как могущественный раздражитель, вызывает у некоторых насекомых в контрастных оптических условиях явление положительного притяжения — фототаксис. В обычных условиях, т.е. когда источником света является не огонь фототаксис, — полезное приспособление, выработавшееся исторически. Деятельность в зоне света создает благоприятные условия для осуществления основных инстинктов жизни и не является по существу дисгармонией.

Однако уровень нервной системы этих (животных не обеспечивает возможность дифференцировать источник света — солнечный свет, огонь и т.д. — и регулировать соответственно свое поведение. Поэтому на огонь они реагируют так же, как на безопасный источник света.

Мечников не ставит перед собой задачи анализировать исторические причины дисгармоний, поскольку тогда не было для этого достаточно научных фактов.

Для нас, — говорит Мечников, — всего важнее то, что в природе так часто встречается дисгармония между инстинктом, влекущим насекомое к огню, и наступающим от его удовлетворения гибельным результатом.

В приведенном конкретном случае можно видеть, что явления гармонии и дисгармонии в строении и поведении организмов относительны. То, что в одних условиях среды (безопасный световой источник) вызвало бы гармоническое поведение животного — прилет к источнику света, — в других (огонь) такое же поведение обрекает их на гибель.

По характеру задачи, которую поставил перед собой ученый в «Этюдах о природе человека», он сосредоточивает внимание преимущественно на дисгармониях, как явлениях, широко распространенных во всем животном и растительном мире.

Разумеется, как великий дарвинист, Мечников неоднократно подчеркивает и иллюстрирует примерами, наряду с дисгар-

278


монией, и гармоническое в строении и поведении животных и растений. У бабочек, пчел и у множества других насекомых, — пишет Мечников, — ротовые органы поразительно приспособлены к проникновению внутрь цветка и добыванию в нем цветочного сока и пыльцы. Да и только ли ротовые органы?

Глубокая историческая сущность естественного отбора и приспособительной эволюции как раз в том и заключается, что приспособленность в организации и поведении живых существ к условиям обитания, которую Мечников определяет как гармонию, является правилом, а неприспособленность — дисгармония — исключением, так как критерием существования в природе, если она вне управления человеком, является выживаемость приспособленных форм.

Раскрывая явления дисгармонии, Мечников делает в связи с этим глубокое замечание: дисгармонии, вызывающие преждевременную смерть животных, не могут ни распространяться, ни удержаться в потомстве. Полезные особенности передаются и сохраняются, в то время как вредные исчезают.

Дисгармоничные признаки могут вызвать полное исчезновение вида, но могут также исчезнуть сами, не повлекши за собой уничтожения существ, обладавших ими. В последнем случае вредный признак может превратиться в признак полезный для жизни вида. Разумеется, признаки в целостном организме теснейшим образом взаимосвязаны, коррелированы.

Таким образом, гениально вскрытый Дарвином беспрерывный процесс естественного отбора, так хорошо объясняющий превращение и происхождение видов сохранением полезных признаков и исчезновением вредных, лежит в основе развития органического мира. Этот отбор не является ситом для выбраковки. Он является творческим, так как происходит в живом, целостном организме, обладающем приспособительной эволюцией к среде обитания.

Это по сути дела одна из важнейших материалистических основ исторического становления относительной целесообразности природы.

Итак, — с тонким юмором резюмирует Мечников, — задолго до появления человека на земле были счастливые, хорошо приспособленные существа, и несчастные организмы, следовавшие своим дисгармоничным инстинктам, которые вредили им или губили их. Если бы существа эти могли рассуждать и сообщать нам впечатления, то, очевидно, что хорошо приспособленные, как орхидеи и роющие осы, стали бы на сторону оптимистов. Они объявили бы, что мир устроен наиболее совершенным образом и что для достижения полнейшего счастья и удовлетворения следует повиноваться своим естественным инстинктам. Существа же дисгармоничные, дурно приспособленные к жизненным ус-

279


ловиям, обнаружили бы явно пессимистические взгляды. Так было бы с божьей коровкой, влекомой голодом и вкусом к меду и безуспешно добивающейся его в цветах, или с насекомыми, направляемыми инстинктом к огню, обжигающими крылья и становящимися неспособными к дальнейшему существованию. Очевидно, они объявили бы, — с почти сатирической язвительностью отмечает Мечников, — что мир устроен отвратительно и что ему лучше вовсе не существовать.

Эта остроумнейшая, почти памфлетная характеристика причин оптимизма и пессимизма в применении к человеку может быть сформулирована общеизвестным выражением «быт определяет сознание». Однако для человека — существа общественного эта формулировка явно не достаточна, а потому и не верна, так как не столько индивидуальный, сколько «общественный быт определяет сознание».

К какой же категории, — задает вопрос Мечников, — мы должны отнести всего более интересующий нас род человеческий? Приспособлена ли природа человека к жизненным условиям, или же она дисгармонична?

Чтобы решить эти вопросы, Мечников вновь устремляется к фактам общности организма человека и человекообразных обезьян.

В полном соответствии со своей естественно-исторической концепцией Мечников обращается прежде всего к вопросу о происхождении человека.

Этот вопрос веками занимал людей. Священные для верующих книги рисуют человека как особо стоящее творение божества.

Мечников, опираясь на учение Дарвина о естественно-историческом происхождении человека, показывает, что самый общедоступный сравнительно-анатомический анализ строения черепа, мозга, конечностей, зубов, любых других систем организации человека и человекообразных обезьян не оставляет камня на камне от этих утверждений.

«Подробное изучение человеческого организма, — пишет Мечников, — окончательно доказало его тесную связь с высшими, или человекообразными обезьянами».

Даже великий Линней под влиянием неопровержимых фактов, к которым он всегда относился с уважением, вынужден был, вопреки своим взглядам о сотворении природы божеством, признать общность в организации человека и животных и поместить человека среди млекопитающих, в отряде «приматов».

Сопоставление каждой кости, каждой мышцы человека и высших (бесхвостых) обезьян показывает поразительную общность в их строении.

280


Достаточно напомнить обыденный, но полный научного значения, факт что у них одинаково и количество зубов, и есть общность в форме коронки и соответствие в ее расположении. Различия в строении зубов, обусловленные своеобразием приспособительной эволюции, касаются только второстепенных признаков — относительной величины и числа бугров. У человекообразных обезьян зубы вообще развиты сильнее, чем у человека.

Вместе с тем разница в строении зубов человека и человекообразных обезьян (шимпанзе, оранга, гориллы) меньше, чем различия между зубами человекообразных и низших обезьян, например, павиана. У павианов иная форма верхних коренных зубов, чем у гориллы, длиннее резцы.

Мечников напоминает классические работы выдающегося дарвиниста Томаса Гексли, который впервые показал, что, несмотря на разницу, существующую между зубами высших обезьян и человека, она менее значительна, чем различия, существующие между зубами высших и низших обезьян. Эта закономерность проявляется и в строении скелета, в частности черепа, и в строении мозга...

Различия между человеческим мозгом и мозгом человекообразных обезьян менее резки, чем различия между строением мозга высших и низших обезьян.

Сравнительный анализ строения мышечного аппарата и внутренних органов приводит к тем же выводам.

Ученый особо останавливается на соответствии в строении червеобразного отростка — аппендикса у человека и человекообразной обезьяны — шимпанзе.

Все эти факты в настоящее время вошли в учебники антропологии и сравнительной анатомии как бесспорные. Во времена же написания «Этюдов о природе человека» (почти 60 лет назад) они в большинстве случаев стыдливо вуалировались многими учеными.

Вывод величайшего значения, наносящий смертельный удар религиозным представлениям о божественном происхождении человека, всячески затушевывался, так как противоречил господствующим взглядам.

Научное и гражданское мужество Мечникова выразилось и в том, что при решении глубоких проблем науки он никогда не обходил острых углов и срывал маски с невежества, независимо от того, кто ими прикрывался — ученые, философы или представители церкви.

В анализе естественно-исторического происхождения человека и общности его с животным миром, Мечников, как истинный исследователь, не довольствовался повторением известных фактов, а дополнял их своими открытиями.

281


Факты сравнительной анатомии и эмбриологии человека, приведенные в «Этюдах», убедительно доказывают животное происхождение человека. Но великому ученому этого мало. Слишком важна проблема! И он обогащает науку новыми экспериментальными фактами единства происхождения, почерпнутыми из новых областей науки. Они добыты им и его сотрудниками при изучении заразных болезней.

Исходя из мысли о тесной связи между человеком и человекообразными обезьянами, Мечников в сотрудничестве с французским ученым Ру прививает сифилис шимпанзе — наиболее близкому к человеку из всех живущих видов человекообразных обезьян. До их успешного опыта эта болезнь считалась исключительно человеческой.

Шимпанзе, как и другого представителя человекообразных обезьян — гиббона, удалось заразить брюшным тифом, давая ему вместе с пищей тифозные культуры. Экспериментальная болезнь этих животных во всех отношениях сходна с тифом у человека.

Наряду с теоретическим значением этих опытов в свете проблемы единства происхождения человека и животных, они имели также большое медицинское значение в качестве прототипа экспериментальной животной модели для более всестороннего изучения болезней человека. Мечников пользовался этим методом и для изучения других заразных болезней.

В настоящее время этот замечательный метод широко применяется в экспериментальной медицине и помогает распознанию многих болезней.

Мечников анализирует также интереснейшие доказательства родства крови человека и высших обезьян, методы изучения которой во времена Мечникова только создавались, а в настоящее время достигли высокого развития и помогли вписать в науку много плодотворных страниц.

Развивая проблему общности происхождения, Мечников неизменно опирается на факты, включает в обсуждение чрезвычайно важную проблему о прогрессивных и регрессивных органах человека.

Уже в его время накопился интересный материал относительно органов человека с точки зрения их происхождения.

Чрезвычайно интересны данные, характеризующие другую, не менее важную сторону проблемы единства происхождения,— проблему эволюции — возникновения качественных отличий человека от высших обезьян.

Мечников останавливается в связи с этим на данных анатома Видерсгейма, насчитавшего у человека по крайней мере 15 органов, морфологически выражающих значительный шаг вперед по сравнению с человекообразными обезьянами. К ним

282


относится прежде всего развитие нижних конечностей, обусловленное прямохождением. В процессе развития прямохождения они оказались хорошо приспособленными к вертикальному положению тела и к продолжительной ходьбе.

Коррелятивно развились в ширину таз и крестец. Расширилось также отверстие малого таза у женщин. Усилился изгиб поясничной части позвоночного столба. Развились мускулы седалищного аппарата и икр. Обособились некоторые мускулы лица, носа, некоторые проводящие пути головного и спинного мозга, затылочная лопасть больших полушарий.

Особое значение имеет усиленное развитие коры больших полушарий и значительное развитие гортани, в частности, обособление ее мускулов, сделавшие возможным членораздельную речь.

Именно здесь, в этих качественных отличиях человека мы обнаруживаем становление того нового, что связано уже не только с биологическими, но и социальными закономерностями природы человека. По сути дела прямохождение и труд, как показал Энгельс, формировали на новом этапе природу человека.

Значительный интерес представляет и анализ регрессивного развития отдельных органов человека. Это упрощение некоторых мускулов нижней конечности, 11-й и 12-й пары ребер, редукция пальцев ноги, слепой кишки др.

Кроме того, Видерсгейм называет свыше 100 остаточных рудиментарных органов, которые не могут более выполнять никакой роли: копчиковая кость (остаток хвоста), 13-я пара ребер у взрослых людей, ушные мышцы, червеобразный отросток. Краткая характеристика этих прогрессивных и регрессивных органов подчеркивает специфические, качественные особенности морфофизиологической эволюции. По Линнею, систематическая характеристика человека выразительно определяется так: «Человек разумный», или «человек современный» (Homo sapiens) .

Каков же уровень совершенства человеческого образа?

Мечников отмечает, что, несмотря на свое позднее появление на земле, человек сделал громадный шаг вперед сравнительно со своими антропоморфными предками. Эти черты прогресса человека он видит прежде всего в искусстве.

В некоторых отношениях человеческое искусство, — пишет он, — превзошло природу. Ни одна из естественных мелодий несравнима с лучшей музыкой. Даже в пластическом искусстве человек оказался выше природы. Далее следуют достижения в области растениеводства и животноводства. Садоводы и птицеводы благодаря строго выполняемому искусственному подбору создали более красивые породы, чем те, которые существовали в диком состоянии.

283


Только на этом скромном перечне (музыка, пластическое искусство, садоводство и птицеводство) человек, по мнению Мечникова, превзошел природу.

И это все? — удивленно спрашивает читатель. К сожалению, все!

Всегда столь избыточно щедрый, когда дело касается природы и научных экспериментов для ее познания, здесь наш великий натуралист неоправданно скуп.

Правда, Мечников приводит еще одну попытку человека превзойти природу в живописи и скульптуре, но сам же убедительно отводит ее, когда пишет, что, изыскивая высшую красоту, чем людская, изображали человеческие существа окрыленными, как птицы, или снабженными атрибутами других животных. Но попытки эти показали только то, что естественный образ человека не поддается большому усовершенствованию. Античное воззрение на человеческое тело, как на идеал красоты, — говорит Мечников, — вполне подтверждается. Наоборот, приходится отвергнуть мнение фанатиков некоторых религий, презиравших тело и изображавших его в более или менее противоестественном виде. С этим, конечно, нельзя не согласиться.

Скульптура и живопись, взятые, однако, в таком ограниченном ракурсе, как попытка превзойти облик человека, разумеется, не отражают всего того прекрасного, что создало изобразительное искусство. Достаточно вспомнить (на выбор) Микельанджело, Бернини, Фальконе, Торвальдсена, Антокольского, Родена — в скульптуре; Рафаэля, Тициана, Рубенса, Веласкеса, Рембранда, Гойю, Клода Монэ, Рублева, Иванова, Сурикова, Репина — в живописи. А мир, воплощенный в бессмертных творениях Гомера, Данте, Шекспира, Толстого, Гете, Пушкина и других властителей человеческих чувств? А Парфенон и другие неувядающие творения зодчества?

Но все эти вопросы перекрывает главный, ключевой вопрос: где же то прекрасное, что создал человеческий труд во всех многообразных областях человеческой деятельности? Разве труд не поднял человека над природой, не дал возможность пересекать моря и океаны, защищать себя от холода и зноя, голода и жажды; разве не он создал города и жилища и «сработанный еще рабами Рима» водопровод, и одежду, и все то, что отличает человека от животного.

Даже на пороге XX в., когда Мечников писал «Этюды о природе человека», в нетленный фонд человечества вошли бесценные произведения материальной и духовной культуры, которые невозможно перечислить. Они созданы его трудом и гением, его наукой, техникой, искусством. Они также «превосходят» природу, как симфонии Чайковского и этюды Шопена превосходят пение соловья.

284


Если позволительно продолжить это сравнение применительно к соревнованию скромного старомодного паровоза и резвой лошади, то и здесь превосходство человеческого труда и техники, как не грустно это «некоторым романтикам», очевидно. Мы не говорим уже о величайших современных достижениях науки и техники, в частности, об освоении космоса.

Достижения самого Мечникова — это тоже часть великого фонда, в котором человек «превзошел» природу благодаря познанию ее закономерностей.

Однако здесь, как и во всех своих высказываниях, Мечникова интересует не человеческое общество, а биологическая организация отдельного человека вне учета его созидательного труда, его места в обществе. А в природе человека, как с успехом показывает Мечников, действительно чрезвычайно много несовершенств.

Ученый отмечает, правда, что «род людской обладает разумом, т.е. мозговой функцией, заменяющей много других отправлений».

Благодаря разуму «человеку удалось гораздо лучше защитить себя от внешних влияний, чем его предкам, снабженным войлоком сильно развитой шерсти. Он изобрел одежду, которую может менять сообразно внешней температуре». Но закон упорной наследственности заставляет его сносить зачаточные волоски и причиняемые ими невзгоды, так как «мешочки, образующие род футляра, окружающего волоски, служат очень удобным местом для развития микробов».

Мечников находит исключительно сильные слова и факты, чтобы показать под увеличительным прибором черты неприглядности человеческой природы. В каналах волосяных мешочков обильно развиваются некоторые микроорганизмы, особенно стафилококки. Они часто вызывают образование прыщей и чирьев. В результате получается иногда хроническая накожная болезнь. Она тем неприятнее, что может осложняться более или менее серьезным нагноением.

Мечников напоминает факты, характеризующие несовершенство зубов, толстой кишки, червеобразного отростка.

За дисгармониями пищеварительного аппарата следует показ дисгармонии органов чувств и особенно органов воспроизведения, а также «семейного и социального инстинктов».

Сопоставляя, в частности, устройство цветов (органов воспроизведения у растений) и органов воспроизведения у людей, он приводит много фактов, доказывающих преимущества первых и относительное несовершенство последних.

Талантливое перо великого натуралиста находит исключительно сильные краски, чтобы доказать большое число дисгармоний в организации человека.

285


Нет надобности их перечислять, поскольку они подробно проанализированы самим автором.

Биологические дисгармонии, примером которых является несовершенство в строении червеобразного отростка, вызывающее столь часто его воспаление — аппендицит, Мечников убедительно объясняет с дарвиновских позиций. «Дисгармоничность» аппендикса, по терминологии Мечникова, получает объяснение в свете исторического происхождения рудиментарных органов человека. Некогда у травоядных предков человека, как сейчас у целых отрядов млекопитающих, слепая кишка, частью которой является аппендикс, выполняла полезную для организма функцию.

В результате исторического процесса, обусловленного изменившимися условиями существования, гармонически устроенный орган превращается в дисгармонический, недоразвитый.

Примеры дисгармоний, столь широко приводимые Мечниковым в «Этюдах», ярко подтверждают, что так называемая «целесообразность» всего живого на Земле, т.е. приспособленность к условиям существования, — не абсолютна, а относительна. Это — одна из диалектико-материалистических основ учения Дарвина. Ее Мечников убедительно развивает.

Однако дарвинистическая трактовка вопроса, современные открытия в клеточной биохимии и биофизике, морфофизиологические закономерности целостного организма, не подтверждают мыслей автора о преобладании в животном мире дисгармоний над гармоничными приспособлениями.

Вот что пишет Мечников в главе III своей книги:

«Хотя при поверхностном взгляде на мир животных может показаться, что гармоничные приспособления значительно превышают дисгармонии в природе, тем не менее, при более глубоком изучении легко убедиться в противном. «Беглый взгляд на органические явления, — развивает свою мысль Мечников,— вообще показывает, что несчастье бесконечно более распространено в нашем мире, чем счастье. Это правило не составляет исключения и для человека».

В качестве довода Мечников приводит то обстоятельство, что «организация всех животных приводит к нарушению жизни растений и других животных, служащих им пищею».

Отсюда, замечает ученый, становится понятным, «..., до какой степени редко осуществлена на Земле нормальная цель жизни, т.е. достижение полного жизненного цикла.

В то время как насильственная смерть составляет самое

1 Нет также необходимости подчеркивать, что в свете выдающихся достижений современной науки и методологии некоторые представления автора, отражающие уровень биологических знаний начала XX в., являются ошибочными и требуют специального критического анализа.

286


распространенное правило, естественная смерть в действительности встречается лишь в весьма редких исключениях».

Что ж! — еще одно из бесконечных доказательств лишь относительного совершенства природы.

Однако любые «требования», предъявляемые природе человеческим разумом, должны исходить из учета объективных закономерностей ее исторического развития, в основе которых лежит единство и борьба противоположностей.

Закон единства и борьбы противоположностей имеет всеобщий характер. В соответствии с этим процесс развития от низшего к высшему протекает не путем гармонического развития, а путем раскрытия противоречий. Это ключ к объяснению высказываний Мечникова о том, что «организация всех животных приводит к нарушению жизни растений и других животных, служащих им пищей».

Тезис Мечникова, что насильственная смерть составляет в природе «самое распространенное правило, а естественная смерть в действительности встречается лишь в весьма редких исключениях», — также убедительно доказывает, что развитие природы протекает далеко не гармонически.

Но является ли все сказанное доводом в пользу преобладания в природе растений, животных и человека дисгармоний над гармоническим развитием? Ни в какой степени!

Ведь основной закон эволюции органического мира, установленный Дарвиным, в том и заключается, что естественный отбор отметает все дисгармоническое, не приспособленное к условиям существования, и закрепляет все приспособленное.

Сложные взаимодействия с окружающей, изменяющейся средой вновь и вновь делают относительной эту исторически формирующуюся целесообразность. Преобладание дисгармоний привело к полному вымиранию жизни. Частичное вымирание неприспособленного показал в этой книге сам Мечников. Он сам с большим блеском доказывает все эти положения во второй части книги.

Те же тезисы о соотношении гармонического и дисгармонического в природе человека, но уже в ином звучании, с новым логическим ударением мы находим в заключительной части главы VI книги.

«Все факты, собранные в трех последних главах, устраняют всякое сомнение в том, что человеческая природа во многих отношениях совершенная и возвышенная, тем не менее (разрядка наша.— Я. Л.), проявляет очень многочисленные и крупные дисгармонии, служащие источником многих наших бедствий».

Если в цитированном введении к главе III Мечников настаивает на том, что дисгармонии преобладают над гар-

287


мониями, то в заключительной части главы VI мы этого не находим.

Далее мы читаем: «Не будучи приспособленной к условиям жизни, как, например, орхидеи к оплодотворению при помощи насекомых или как роющие осы к сохранению своего потомства, природа человеческая скорее напоминает насекомых, инстинктивно привлекаемых к свету и обжигающих себе крылья».

А где же, позволим мы себе повториться, социальные закономерности, медицина, в частности?

Принципиальной оптимистической поправкой к этому положению является учение Мечникова об ортобиозе.

Под учением об ортобиозе Мечников понимал «строй и порядок жизни, основанный на науке и, в частности на гигиене, который обеспечивал бы человеку продолжительную безболезненную жизнь, позволяющую развить и проявить все его силы и заканчивающуюся естественной, уже не страшной, а желанной смертью».

Ученый, как мы видели, всю жизнь посвятил глубокому раскрытию закономерностей развития природы с позиций естественно-исторического материализма.

Но объективных закономерностей развития человеческого общества он так и не увидел и ошибочно считал, что основной, прогрессивной силой развития человеческого общества является только наука. Лишь она, по его мнению, в силах преодолеть социальное зло, противоречия, неравенство, угнетение человека человеком, войны. Эти взгляды ученого опровергаются всем ходом развития человеческого общества и особенно ярко на его современном, послеоктябрьском этапе. Мечников неправильно понимал причины таких общественных явлений, как революция и война. Он отрицательно относился к политической борьбе, будучи уверен, что «занятия положительной наукой могут принести больше пользы России, чем политическая деятельность».

Когда в 1914 г. мир захлестнула первая мировая война с ее страданиями, кровью, гибелью ценностей, остановить ее были беспомощны даже самые гениальные ученые. Мечников получил еще одну горькую возможность убедиться, насколько он был неправ в этом вопросе.

Великие достижения отечественной науки, для которой Мечников сделал так много, оказались на таком уровне, что заслужили восхищение всего человечества. Но эти достижения стали возможны не вопреки политике, а благодаря ей.

Основы этой политики выражены в бессмертных словах: «Мир, труд, свобода, равенство, братство и счастье всех народов».

Только на этом пути возможно воплощение в жизнь тех благородных идеалов ортобиоза, научное разрешение и осу-

288


ществление которых завещал молодому поколению гениальный труженик науки, ее бессмертный рыцарь Илья Ильич Мечников. В предисловии к последнему прижизненному (пятому) изданию «Этюдов о природе человека» Мечников писал в ноябре 1915 г.:

«Когда будет окончена эта столь продолжительная война, которую ответственные лица не сумели или не хотели устранять, наступит длительный период мира. И когда нынешняя злоба дня будет сдана в архив, задачи, рассматриваемые нами в этом труде, сохранят весь свой интерес.

Надо надеяться, что работы, которые будут сделаны тогда во всех научных областях и в которых мы не сможем более принимать участия, будут широко содействовать тому, чтобы люди будущего могли проводить жизнь согласно идеалу ортобиоза и могли бы достигать нормального предела жизни, значительно более продолжительной, чем теперь».

И слова его предисловия звучат как завещание человечеству будущего. В этом завещании не только грусть уходящего, но и неумирающая, неизбежная вера в будущее человечества, горячее желание, чтобы наука сделала самое прекрасное на земле — человеческую жизнь предельно длительной и счастливой.

Проф. И.Е. АМЛИНСКИЙ


СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие к пятому изданию.............. 3

Предисловие к первому изданию............. 8

От редакции «Научного Слова» ко второму изданию (Проф.

Н. А. Умов)....................; 10

Предисловие ко второму изданию............. 14

Предисловие к третьему русскому изданию......... 14

Предисловие к четвертому изданию............ 22

Часть первая Глава I. Общий очерк воззрений на человеческую природу. . . 25

Глава II. Гармонии и дисгармонии низших существ...... 35

Глава III. Гипотеза о происхождении человека от обезьяны . . 51 Глава IV. Дисгармонии в устройстве пищеварительных органов

человека...................... 68

Глава V. Дисгармонии в устройстве и в отправлениях органов воспроизведения. Дисгармонии семейного и социального инстинктов ..................... 80

Глава VI. Дисгармонии в инстинкте самосохранения.....106

Часть вторая Попытки уменьшить зло, происходящее от дисгармоний

человеческой природы (Религия и философские системы)

Глава VII. Попытки религии в борьбе с дисгармониями человеческой природы...................122

Глава VIII. Попытки философских систем бороться с дисгармониями человеческой природы............. 141

Глава IX. Чего может достигнуть наука в борьбе с болезнями . 166

Глава X. Введение в научное изучение старости...... 187

Глава XI. Введение в научное изучение смерти....... 214

Глава XII. Общий обзор и выводы........... 233

И. Е. Амлинский. Творческий путь И. И. Мечникова и «Этюды о

природе человека».................. 246

Илья Ильич Мечников Этюды о природе человека

Утверждено к печати редколлегией научно-популярной литературы Академии наук СССР

Редактор Издательства И. А. Улановская. Оформление художника Е. П. Пожарской Технический редактор В. Г. Лаут. Корректор А. И. Дедов

РИСО № 3-125В Сдано в набор 12/VI 1961 г.

Подписано к печати 13/Х 1961 г. Формат 60+921/16. Печ. л. 18,25; уч.-издат. л. 17,1 Тираж 33000 экз. Изд. N 146. Тип. зак. № 1992 Цена 1 руб.

Издательство Академии наук СССР. Москва, Б-62, Подсосенский пер., 21 2-я типография Издательства АН СССР. Москва Г-99, Шубинский пер., 10